Чемодан из Гонконга [ Межавт. сборник] - Марк Арно

— Спокойной ночи, босс, — сказала она.

— Спокойной ночи, Ирена.

Ах да, Баки тогда победил. Дженни и я заработали на нашей ставке сотню долларов.

Томас Дью

Золотая девушка

Глава 1

Долина Сан-Фернандо. Лето. Воскресенье.

Я проснулся с трудом. Состояние ужасное. В голове, как говорят норвежцы, орудовала орава плотников. Язык во рту походил на потрепанную боксерскую перчатку. Особенно вкусом. Глаза слезились.

Я повернул голову, и тут же один из плотников начал сверлить в моих мозгах дыру. Пока он не закончил, я был неподвижен, а затем осторожно, одними глазами, осмотрелся. Взору предстала восхитительная женская фигура, вся в белом.

Ангел…

Я закрыл воспаленные глаза, а когда опять их открыл, она все еще была здесь, но выглядела слишком раздраженной для ангела. Я попробовал разместить боксерскую перчатку во рту так, чтобы слова могли выходить наружу, и спросил, что за суета вокруг меня. Конечно, это не совсем точно. На самом деле я сказал:

— Что это меня так приложило?

— О, не очень многое, — ответила она. — Тридцать-сорок бокалов мартини и блондинка, забывшая застегнуть молнию на своей блузке.

Нет, это был не ангел. Это была моя жена. Я должен, кстати, сказать, что слово «блондинка» она произносила так, как иные говорят «грязная воровка» или «мерзкая нахалка».

— А-а, — протянул я. — Это ты…

Показав на свою голову, я произнес как только мог повелительно:

— Льда… Чего-нибудь холодного.

Она вышла. Я заметил, что белое одеяние представляло собой халатик, накинутый на трусики и на полоски чего-то воздушного поверх ее роскошной груди. День был очень жаркий. Я лично был раздет донага.

Она вернулась с резиновой грелкой и встала рядом с кроватью во всей своей прелести, хлюпая грелкой, чтобы показать, что в ней лед.

— Ты ангел, — пробормотал я.

Она хлопнула грелку на мой живот и прижала ее так, что лед захрустел. Единственной причиной, удержавшей меня от вскрика, была мысль, что крика моя голова просто не выдержит.

— Тебе лучше? — поинтересовалась жена.

Слабым голосом я произнес несколько бранных слов.

— Именно таким образом вы привыкли лечить пациентов в вашей вшивой больнице?

— В отделении для алкоголиков я не работаю.

Я выпалил, уже не так тихо, несколько просто ужасных выражений. Некоторые из них до нее дошли. Я всегда говорил: если вы не можете убедить женщину, запугайте ее.

— Питер…

— Ох, черт возьми. Скажи, что со мной было. Я ничего не помню.

— Правда? — спросила она с обнадеживающим оживлением в голосе. — Ты не помнишь?

— Вперед, ангел, — сказал я. — Только делай это спокойно.

Она резко села на край кровати, и грелка со льдом запрыгала на моем обнаженном брюхе.

— Хорошо, я расскажу, — сказала жена. — Шла вечеринка, на которую ты взял меня с собой. Прекрасная вечеринка с прекрасным буфетом и множеством народа из высшего общества, включая нескольких врачей, которых, как оказалось, я знаю лично. И был бар с высокими табуретами в комнате для завтраков. Бывают такие комнаты в роскошных домах с французскими окнами от потолка до пола и с видом во внутренний дворик с бассейном. Конечно, как я и ожидала, самым первым местом, куда ты устремился, волоча меня за руку, словно я твоя двенадцатилетняя дочь и мы опаздываем в школу, был бар.

Она остановилась, чтобы дать мне шанс начать спорить, но я этого благоразумно делать не стал.

— Ну, в общем, — продолжала она, — я скажу короче…

— Пожалуйста, — вставил я, — не избегай деталей, даже самых неприятных.

— Короче, — повторила она терпеливо, — наша хозяйка, которая пошла на немалые хлопоты и расходы, чтобы организовать эту восхитительную вечеринку, вынуждена была проделать путь до бара, чтобы продемонстрировать обычный долг вежливости и приветствовать нас. Когда я тебя представляла, ты уже в каждой руке держал по бокалу мартини и пытался заглянуть в декольте Анн Форстер, моей бывшей коллеги, а теперь жены доктора Френча.

— Там была Анни? — спросил я. — Старина Анни?

Жена одарила меня молчаливым терпеливым укором.

— Однако, — заметил я, — если у меня в каждой руке было по бокалу мартини, это вовсе не значит, что они оба предназначались для меня.

— Но ты же прекрасно знаешь, что вечером в такое время я никогда не пью мартини, если есть что-нибудь другое.

— Ладно, — согласился я.

— Потом мы начали обычный обход, чтобы поздороваться с другими гостями. Я должна подчеркнуть, что в это время все были исключительно трезвыми.

Один из плотников снова занялся дырой, и я застонал.

— Я тебя беспокою? — спросила Дженни.

— Да нет, опять эти норвежские ублюдки.

Это заставило ее замолчать на некоторое время, но не надолго.

— И мы как раз представлялись доктору и миссис Планк (это тот Джордж Планк, который ортопед), когда я оглянулась, а ты исчез. Меня это, разумеется, смутило.

— Бьюсь об заклад, что у тебя нашлось убедительное объяснение моего исчезновения. Оно ведь всегда на кончике твоего маленького розового язычка.

— Мне кажется, я произнесла нечто вроде: «Странно, но всего минуту назад, я клянусь, он был именно здесь». Однако тебя не было ни здесь, ни там, и мне понадобилось полчаса, чтобы отыскать тебя. Догадываешься, где?

— В баре с двумя мартини, — ответил я.

— С той блондинкой, — добавила Дженни.

Мне захотелось узнать, какой смысл она вкладывает в слово «блондинка», почему в ее устах оно начинает звучать так непристойно.

— Ну хорошо, и что же мы делали помимо того, что пили джин?

— Но ведь ты же помнишь, что она пила мартини.

— Разумеется, нет. Однако у меня в руках действительно были эти великолепные напитки.

— Вы разговаривали, — сказала Дженни.

— Боже, на виду у всей публики? — спросил я.

— Ах, перестань! На вечеринку ты привел меня, а сам не мог оторваться от этой белокурой стервы.

— А почему ты не могла разыскать того, кто привел ее, и поправить дело?

— Ее никто не приводил. Она была одна.

— Кто же она такая? У нее есть имя?

— Манера, с которой ты ее на весь вечер монополизировал, больше никому не позволила с ней пообщаться. Я стояла прямо перед тобой минут пять, но ты за это время удосужился только мне подмигнуть, и я сдалась.

— О чем мы хоть говорили?

— Я не подслушивала, но несколько очаровательных фраз уловила.

— Да, когда меня окружают блондинки, я всегда на высоте.

— Я помню, — сказала Дженни, — что-то вроде «Как я понимаю, вы детектив, мистер Шофилд». И когда ты согласился с этим, она, естественно, превратилась в одни огромные голубые глаза, жаждущие слушать сочные детали каждого из тех дел, которые ты вел.

— Не рассказывал я ей об упрямце, у которого были неприятности с проектным департаментом?

— Когда я уходила от вас, ты сказал: «Сейчас я веду расследование, связанное с одной наядой, которая слонялась по приморскому городу, изнывая от скуки». На что она заметила: «Меня всегда интересовали наяды». Ты начал рассказывать, и я удалилась.

— Смышленая девочка. Черт возьми, здорово-то как!

— Несколько позже, когда я подумала, что у тебя было достаточно времени, чтобы закруглиться с наядами, я вернулась. К тому же у меня прорезался аппетит, но ты исчез.

— Исчез? — пробормотал я.

— И она тоже, — кивнула Дженни.

Мне это не очень понравилось. В моем затылке что-то щекотало, однако я совершенно ничего не мог с этим поделать.

— Ну хорошо, — буркнул я. — Мы потом вернулись?

— Да. Через некоторое время.

— Ага… Она застегнула свою блузку?

Дженни казалась задумчивой.

— Сказать, что она не застегнула молнию, было бы не совсем правдой, — размышляла она вслух. — Больше похоже на то, что она не придает этой погрешности туалета большого значения.

— Я тебя понял… А когда блузка оказалась расстегнутой? До того, как мы исчезли, или после того, как вернулись?

— Она была расстегнутой и до, и после. Всегда, — ответила Дженни.

Я почувствовал облегчение: у меня все-таки есть определенные принципы. Общаться с женщиной, у которой не хватает здравого смысла держать свою блузку застегнутой, я бы никогда не стал под носом у своей жены. Но когда расстегнутая блузка является частью ансамбля, это совсем другое дело.

— Учту, — сказал я, стремясь поскорее закрыть эту тему. — А было ли еще что-нибудь не так в этот вечер?

— Позволь это представить в следующем виде: мы были не самыми последними, уходившими с вечеринки. На кухне, кажется, еще оставались официантка и ее помощница.

Я посмотрел на нее с восхищением.